Останнім часом мені значно частіше доводиться чути запевняння, що українську мову ніхто ніколи не забороняв — ні в Союзі, ні раніше, в Імперії. Напевно, це пов’язано із активізацією про-совітських та про-імперських настроїв (що, напевно, пов’язано із певною «люмпенізацією» частини населення).
При цьому доводилося чути щось таке (правда, російською, але я «окультурю» й перекладу, перепрошую): «Що? Валуєвський циркуляр? Емській указ?! Та перед тим, як про це говорити, ти перечитай купу документів і свідчень, і враховуй, у які часи та в яких умовах це все було! І як воно насправді виконувалося!» — при цьому «опонент» мав на увазі, що… ніяких заборон не було! Формально — мали бути, але не було.
Тому зараз я процитую офіційний документ, складений впродовж п’яти засідань Ради Імператорського Харківського університету у 1904-му році. Тобто, фабула така — Комітет Міністрів вже чухає потилицю й думає, чи й справді не скасувати, хоча б частково, ті заборони; але сумнівається. І питає, зокрема, у Київського та Харківського університетів, що ті про це думають. А ті написали отаку відповідь.
Отже, читайте. Не пошкодуйте 15 хвилин (зекономте на чомусь іншому).
Усі (чи майже усі) виділення у тексті — мої. А в самому кінці є посилання на набраний текст (набрано не ідеально, перепрошую, що знайшов) та зісканований оригінал.
ЗАПИСКА
Комитетъ Министровъ, приступивъ въ заседаніяхъ 28 и 31 декабря 1904 г. къ обсужденію способовъ исполненія предначертаній пункта 8 Именного Высочайшаго Указа 12 декабря 1904 г. объ устраненіи изъ постановленій о печати излишнихъ стесненій и о постановленіи печати въ точно определенные пределы, между прочимъ, остановился на Высочайшихъ повеленіяхъ 18–30 мая 1876 г. и 8 октября 1881 г., коими запрещены печатаніе и изданіе на малороссійскомъ языке всякаго рода сочиненій, за исключеніемъ историческихъ документовъ, словарей и произведеній изящной словесности. Постановленія эти въ свое время не были опубликованы и не вошли въ Сводъ Законовъ. Въ виду того, что примененіе изъясненнаго запрета, значительно затрудняя распространеніе среди малорусскаго населенія полезныхъ сведеній путемъ изданія на понятномъ для крестьянъ наречіи книгъ, препятствуетъ повышенію нынешняго низкаго культурнаго его уровня, Комитетъ Министровъ находитъ возможнымъ высказаться за желательность отмены этой меры, какъ стесняющей свободу печатанія на малороссійскомъ наречіи различныхъ книгъ. Но для разрешенія сего вопроса въ распоряженіи Коммитета не имеется достаточныхъ фактическихъ сведеній.
Поэтому и въ видахъ вяшщей осторожности, Комитетъ находитъ полезнымъ для большаго разъясненія практическаго значенія упомянутаго запрета и проистекающихъ изъ него неудобствъ предоставить г. Министру Народнаго Просвещенія запросіть мненія по сему вопросу Императорской Академіи Наукъ и Императорскихъ университетовъ Кіевскаго и Харьковскаго и представить таковыя, вместе съ своимъ по онымъ заключеніямъ, на уваженіе Комитета. Останавливаясь на этомъ выводе, Комитетъ, вследствіе въ среде его вопроса, считаетъ необходимымъ оговорить, что настоящимъ положеніемъ отнюдь не имеется въ виду сколько-нибудь затрагивать вопросъ объ языке преподаванія въ народныхъ школахъ малороссійскихъ губерній.
Въ заседаніи Совета Императорскаго Харьковскаго университета 14 февраля с.г. по заслушаніи предложенія г. Попечителя Харьковскаго Учебнаго Округа, была избрана Коммиссія для составленія докладной записки по вопросу о цензуре книгъ на малорусскомъ наречіи.
Въ составъ Комиссіи вошли профессоры — Д. И. Багалій, Т. И. Буткевичъ, А. К. Белоусовъ, А. Г. Зайкевичъ, Н. А. Максимейко, Д. Н. Овсянико-Куликовскій, А. А. Раевскій, С. В. Соловьевъ, Н. О. Сумцовъ, М. Г. Халанскій и М. П. Чубинскій. Действія Комиссіи были открыты 18 февраля г. Ректоромъ, предложившимъ членамъ Комиссіи изъ своей среды председателя. Председателемъ избранъ единогласно Н. О. Сумцовъ; секретарями — Н. А. Максимейко и С. В. Соловьевъ. Комиссія имела пять заседаній, въ которыхъ была выработана нижеследующая записка, принятая единогласно Советомъ университета въ заседаніи 5 апреля сего 1905 года.
По авторитетному мненію акад. А. А. Шахматова, малорусскій языкъ началъ выделяться медленно и постепенно около X в., и более или менее определился уже къ XI веку. Количество говорящихъ на малорусскомъ языке, по последнимъ даннымъ доходитъ до 25-30 милліоновъ. Въ отношеніи діалектовъ малорусскій языкъ распадается на два крупныхъ наречія: южно-малорусское или украинско-галицкое и северно-малорусское, причемъ каждое из названныхъ наречій имеетъ свои говоры и подговоры. Литературно-обработаннымъ является южно-малорусское наречіе. Въ Галиціи это наречіе служитъ языкомъ науки и преподаванія въ низшей, средней и высшей школе, съ примесью местныхъ народныхъ элементовъ.
Развиваясь и дифференцируясь естественнымъ образомъ, малорусскій языкъ въ настоящее время достигъ такой степени отличія отъ русскаго литературнаго языка, что пониманіе малороссомъ изданныхъ на немъ книгъ является крайне затруднительным.
Начало малорусской литературы уходитъ въ отдаленную древность. Въ лирике Слова о Полку Игореве и Слова о погибели земли русской, въ преданіяхъ Древней летописи уже сквозитъ южно-русская духовная стихія. Въ XVI и XVII ст. она выступаетъ отчетливо въ переводахъ Св.Писанія на малорусскій языкъ и особенно въ думахъ, или историческихъ песняхъ. Характерными памятниками малорусскаго слова XVII ст. служатъ посланія Иоанна Вышенскаго и «Слово о бездождіи» неизвестнаго автора. Въ XVII ст. выдвигаются многіе школьно-малорусскія драмы, такъ наз. мистеріи иинтермедіи. Въ языке слободскоукраинскаго философа и поэта XVII в. Г. С. Сковороды ясно обнаруживается малорусская народная стихія. Отцомъ новой малорусской литературы считается И. П. Котляревскій: онъ проложилъ въ ней новые пути, выдвинулъ и реформировалъ драму и внесъ сильный демократическій элементъ. Местомъ деятельности и вліянія Котляревскаго была преимущественно родная его Полтавщина. Въ 30 и 40-ые годы въ украинскомъ литературномъ движеніи живое участіе принялъ Харьковъ, въ которомъ усердными работниками въ этомъ отношеніи были Артемовскій-Гулакъ, Квитка, Метлинскій, Костомаровъ, Корсунъ. Въ 60-е годы выдвигается Кіевщина въ лице Шевченка и съ этого времени малорусская литература получаетъ общее признаніе въ славянстве и въ Западной Европе. Имя Шевченка идетъ рядомъ съ именами величайшихъ славянскихъ поетовъ. Секретныя запрещенія, тяготеющія надъ малорусской литературой свыше 40 летъ, не могли помешать ея росту. Даровитые писатели идутъ одинъ за другимъ — Кулиш, Мордовцевъ, Глебовъ, Щоголевъ, Левицкій, Мирный, Старицкій, Кропивницкій. Въ новейшее время стали выдвигаться Коцюбинскій, Винниченко, Стефаныкъ, Карпенко-Карый, Леся-Украинка, Чернявскій, Крымскій, Гринченко. Выдающійся въ настоящее время галицко-русскій ученый, писатель и критикъ г. Франко даетъ высокую оценку некоторымъ современнымъ малорусскимъ авторамъ. Такъ, онъ находитъ, что «по свежести и гармоничности таланта на первомъ месте следуетъ поставить Мих. Коцюбинскаго, который отличается мягкостью колорита, законченностью композиціи, пластичностью рисунка и нежнымъ лиризмомъ». Произведенія Крымскаго отличаются «яркостью красокъ и глубокимъ лиризмомъ». Самойленко — «одинъ изъ лучшихъ мастеровъ украинскаго слова». Леся-Украинка признана как «сильный талантъ». Стефаныкъ — «съ большимъ мастерствомъ вникаетъ въ душу галицко-русскаго крестьянина». «Стихотворенія Чернявскаго отличаются хорощимъ языкомъ, искренностью чувства и богатствомъ колорита».
Таково было въ общихъ чертахъ развитіе малорусской литературы, обещавшей, при естественномъ и правильномъ теченіи, сделаться важнымъ средствомъ широкаго и разносторонняго преуспеянія народного образованія. Темъ более вредными и пагубными оказались последующія запрещенія, сковавшія малорусское слово на многія годы.
Советъ Императорскаго Харьковскаго университета, по вопросу объустраненіи техъ ограниченій, которыя съ 1863 г. прилагаются къ малорусскому языку и малорусской литературе, считаетъ своимъ нравственнымъ долгомъ категорически высказаться о безусловномъ, исторически вполне уже доказанномъ, ихъ вреде, какъ для всей Россіи, для ея умственнаго развитія, такъ въ особенности для Малороссіи, во всехъ формахъ ея нравственной жизни.
Харьковскій университетъ, можетъ быть более, чемъ какой-либо другой изъ русскихъ университетовъ, имеетъ основаніе высказаться въ пользу полнаго признанія малорусскаго языка, не только потому, что Харьковскій университетъ въ теченіе истекшаго столетія работалъ преимущественно среди малорусскаго населенія, но и потому, что онъ обязанъ малорусскому слову многими лучшими страницами своей исторіи. Въ значительной степени подъ прямымъ вліяніемъ украинской народной поэзіи и литературы былъ воспитанъ в Харьковскомъ университете тотъ благородный идеализмъ, который въ Метлинскомъ, Костомарове, Потебне развилъ и направилъ главные ихъ ученые интересы и оказалъ въ высокой степени благотворное вліяніе на Срезневскаго на первыхъ порахъ его ученой деятельности.
Любовъ къ мелодичной украинской речи въ Харькове всегда тесно сплеталась съ стремленіемъ къ народному образованію, къ признанію въ крестьянине человека, къ выясненію лучшихъ сторонъ народной души. Наиболее характерными выразителями такого настроенія въ Харькове были Квитка-Основьяненко и Метлинскій. Квитка составилъ на малорусскомъ языке священную исторію, которую не пропустила цензура, сталъ издавать брошюры для народа — «Листы до любезныхъ земляковъ», учредилъ общественную библіотеку, создалъ местный институтъ благородныхъ девицъ, заботился о развитіи театра и везде жертвовалъ свой трудъ, средства, знанія. Метлинскій, по словамъ его ученика Де-Пуле, былъ идеалистъ и литераторъ въ лучшемъ смысле этого слова. Онъ былъ образцомъ простоты, труда, честности, редкаго добродушія; эти благородныя черты характера развиты были общеніемъ съ народомъ, его любовью къ малорусской поэзіи и языку. Метлинскій записывалъ народныя песни, издавалъ ихъ и писалъ въ ихъ духе стихи.
До 60-хъ годовъ русская и малорусская литературы находились въ одинаково тяжелыхъ цензурныхъ условіяхъ. Въ освободительные 60-ые годы русское слово получило большое облегченіе, и темъ более странно, что на слово малорусское въ 1863 г. было наложено особое запрещеніе, и въ сущности единое слово русскаго народа поставлено было въ два различныя, почти противоположныя положенія. Въ то время какъ малорусская литература въ лице Шевченка была признана всемъ славянствомъ и всей образованной Европой, Министерство Внутреннихъ Делъ въ лице Валуева въ 1863 г. выставило категорическое положеніе, что «малорусской литературы не было, нетъ и быть не можетъ». При этомъ совершенно было упущено изъ виду, что всякая литература, въ частности литература малорусская, какъ продуктъ внутренняго духовнаго развитія, представляетъ драгоценный капиталъ, и заключаетъ въ себе такія нравственныя силы, подрываніе которыхъ приводитъ къ деморализаціи, огрубленію и невежеству.
Секретное предписаніе 1863 г., запрещавшее переводы и просветительную литературу для народа, по ироніи судьбы, вышло въ то время, когда въ славянофильской «Русской Беседе» хвалили малорусскія проповеди Гречулевича, въ столь же славянофильскомъ «Дне» съ одобреніемъ отнеслись къ переводу Евангелія на малороссійскій языкъ, когда даже Катковъ принималъ деньги, по объявленію Костомарова, на фондъ для изданія украинскихъ книжекъ. Какъ искусственно было раздуто последующее гоненіе на малорусскій языкъ, видно изъ того, что незадолго до злополучнаго закона 1863 г. Министерство народнаго просвещенія ассигновало 500 руб. на изданіе малорусскихъ учебниковъ для народныхъ школъ.
С изданіемъ закона о томъ, чтобы «пріостановиться съ пропускомъ книгъ на малороссійскомъ языке духовнаго содержанія, учебныхъ и вообще назначаемых для первоначального чтенія народа», 25 милліонному малорусскому народу былъ закрытъ доступъ къ образованію, по пути наиболее для него удобномъ и близкомъ. Дверь была захлопнута наглухо, и такъ крепко, что за 10 летъ, с 1863 по 1872 г. въ нее проскочила лишь одна малорусская книжка.
Министръ Внутреннихъ Делъ статс-секретарь Валуевъ, въ своемъ отношеніи къ министру народнаго просвещенія отъ 18-го іюля 1863 г., сообщалъ, что он «призналъ необходимымъ, впредь до соглашенія съ министромъ народного просвещенія, обер-прокуроромъ Св.Синода и шефомъ жандармовъ относительно печатанія книгъ на малороссійскомъ языке, сделать по цензурному ведомству распоряженіе, чтобы къ печати дозволялись только такіе произведенія на этомъ языке, которыя принадлежатъ къ области изящной литературы; пропуском-же книгъ на малороссійскомъ языке какъ духовнаго содержанія такъ и учебныхъ и вообще назначаемыхъ для первоначальнаго чтенія народомъ пріостановиться«. На отношеніе министра внутреннихъ делъ последовалъ ответъ министра народнаго просвещенія А. В. Головнина отъ 20 іюля 1862 г. следующаго содержанія: «Ваше Превосходительство, спрашивая мое мненіе о пользе и необходимости дозволенія къ печатанію книгъ на малороссійскомъ наречіи, предназначенныхъ для обученія простонародья, изволите сообщать, что Кіевскій цензурный комитетъ указываетъ на необходимость принятія меръ противъ систематическаго наплыва изданій на малороссійскомъ наречіи и что Кіевскій генерал-губернаторъ находитъ опаснымъ и вреднымъ выпускать въ светъ рассматриваемого ныне духовною цензурою перевода на малороссійскій языкъ Новаго Завета. Вследствіе сего, имею честь уведомить, что сущность сочиненія, мысли, изложенныя въ ономъ, и вообще ученіе, которое оно распространяетъ, а отнюдь не языкъ или наречіе, на которомъ написано, составляютъ основаніе къ запрещенію или дозволенію той или другой книги, и что стараніе литераторовъ обработать грамматически каждый языкъ и наречіе и для сего писать на немъ и печатать — весьма полезно въ видахъ народнаго просвещенія и заслуживаетъ полнаго уваженія. Посему Министерство народнаго просвещенія обязано поощрять и содействовать подобному старанію. Затемъ, если стараніе это употребляется некоторыми лицами, какъ личина, прикрывающая преступные замыслы, и если книги, писанныя на малороссійскомъ языке, употребляются, какъ орудіе вредной антирелигіозной или политической пропаганды, то цензура обязана запрещать подобныя книги; но запрещать ихъ за мысли въ нихъ изложенныя, а не за языкъ, на которомъ писаны, и если таковыхъ сочиненій представляется въ Кіевскій цензурный комитетъ значительное число, то комитетъ сей мог-бы просить о временномъ усиленіи личнаго состава цензоровъ. Требованіе-же комитета, чтобы приняты были меры противъ систематическаго наплыва изданій на малороссійскомъ языке, я нахожу совершенно не основательнымъ. Что-же касается до мненія Кіевскаго генерал-губернатора, что опасно и вредно выпустить въ светъ малороссійскій переводъ Новаго Завета, рассматриваемый духовною цензурою, то изъ уваженія къ г. ген.-ад. Анненкову я объясняю себе подобный отзывъ какою-то неопытною канцелярскою ошибкою. Духовное ведомство имеетъ священную обязанность распространять Новый Заветъ между всеми разноплеменными жителями имперіи на всехъ языкахъ, и истиннымъ праздникомъ нашей церкви был-бы тотъ день, когда мы смогли бы сказать, что въ каждомъ доме, избе и юрте находится экземпляръ Евангелія на языке, понятномъ обитателямъ. Министерство народнаго просвещенія, съ своей стороны, всемерно старается о распространеніи въ своихъ училищахъ и черезъ нихъ въ народе книгъ духовнаго содержанія, печатаетъ ихъ въ числе десятковъ тысячъ экземпляровъ, и въ ряду этихъ книгъ Новый Заветъ на местномъ наречіи долженъ бы занимать первое место. Посему малороссійскій переводъ Евангелія, исправленный духовною цензурою, составитъ одно изъ прекраснейшихъ делъ, которыми ознаменовано нынешнее царствованіе, и Министерство народнаго просвещенія должно желать этому делу скорейшаго иполнаго успеха«.
Въ 1873–1876 г. промелькнуло какое-то послабленіе; пропущенъ былъ переводъ устава о наказаніяхъ, налагаемыхъ мировыми судьями, прошли повести Федьковича съ обширнымъ предисловіемъ Драгоманова, и темъ более тяжелымъ оказался ударъ 1876 г. — знаменитое въ своемъ роде секретное предписаніе о допущеніи на малорусскомъ языке лишь произведеній изящной словесности, и то каждый разъ по рассмотреніи рукописи въ Главномъ Управленіи по деламъ печати, съ приложеніемъ требованій, чтобы небыло допускаемо отступленій от общерусскаго правописанія.
Въ Росіи законъ 1876 г. не могъ вызвать возраженій и осужденій, такъ какъ все пути для того здесь были закрыты. Но въ Западной Европе этотъ законъ вызвалъ негодованіе. «Neue freie Presse» «Russische Nivellirungs — Politik» выразилась такъ: «Eine solche Ausrottungs -Politik im eigenen Lande ist ein immenser Hohn auf Bildung und Kultur», т.е. такая политика истребленія въ собственной стране есть издевательство надъ образованіемъ и культурой. Чешскіе «Narodni Listi» писали, что такого огульнаго запрета целой малорусской литературы не можетъ одобрить ни одинъ другъ славянства и Россіи«. – Obe z~nik jenz celi proti vs em spisu m maloruskym; opatreni, jehoz zajiste” nebude anemu»z e schalovati netoliko niz adny pra’tel Slovanstva vu bec, nybrz niz adny politik rozymny, jenz ma” smas leni pr atelske pro velikour is i ryskou».
Законъ 1876 г., изданный графомъ Толстымъ въ періодъ насажденія въ Росіи классической системы образованія, былъ истолкованъ заграничными газетами, какъ часть «Verdummungssystem», т.е. сознательно проводимой системы оглупленія народа.
Подъ прямымъ давленіемъ закона 1876 года стала развиваться малорусская литературная эмиграція; малорусскіе писатели перенесли свой трудъ въ галицкія изданія. Въ Галиціи заявили: «не забудемъ ни на минуту, что на насъ лежитъ ответственность за долю и недолю нашего народа». С этого времени начался большой ростъ загрничной малорусской литературы, съ преобладаніемъ протестующего настроенія. Въ сознаніи, что «светъ правды разольется черезъ всякія преграды» галицко-русская литература росла быстро; въ настоящее время она имеетъ около 40 журналовъ и газетъ на малорусскомъ языке. Уже въ 1867 г., отчасти въ противовесъ закону 1863 г., въ Галиціи стала выходить «Правда», а затемъ пошли другія многочисленныя галицкія изданія съ сотрудниками въ большинстве изъ живущих въ Россіи малорусскихъ писателей. Уже самая необходимость писать въ заграничныхъ изданіяхъ придала последующей украинской литературе протестующій характеръ, применяясь къ которому галицкіе писатели еще более усиливали общій тонъ обиды и раздраженія.
Къ числу въ высшей степени вредныхъ для Росіи последствій приложенія полицейскаго начала къ малорусскому языку, нужно еще отнести отделеніе и отчужденіе этого языка отъ русскаго литературнаго. Малорусскій языкъ, въ той форме, какъ онъ сталъ развиваться въ Россіи (проза Квитки, поэзія Шевченка), стоитъ близко къ русскому; какъ кіевская, такъ въ особенности харьковская обстановка была чрезвычайно благопріятна для братскаго единенія двухъ языковъ. Изгнанная въ Галицію украинская литература неизбежно усвоила себе такіе элементы сравнительно далекихъ галицко и угорско-русскихъ наречій и подверглась такимъ немецкимъ и польскимъ вліяніямъ, которыя внесли много новыхъ словъ, новыхъ понятій, новыхъ литературныхъ оборотовъ и пріемовъ, чуждыхъ русской литературной речи. Когда въ близкомъ будущемъ украинское литературное слово получитъ полное право гражданства, въ чемъ разумеется, не можетъ быть никакого сомненія, то коренные украинцы съ грустью будутъ вспоминать объ изящной простоте и чистоте языка Квитки и Шевченка, и долго еще сохранится память о тяжкихъ судьбахъ прожитаго сорокалетія.
Подъ гнетомъ закона 1876 г. въ Малороссіи все замолкло. По этому запрету до сихъ поръ не могло выйти Евангеліе на малорусскомъ языке, не пропущены переводы Овидія, Данта, Шекспира, устранено множество научно-популярныхъ статей.
Въ запретительной системе было чрезвычайно много резкой непоследовательности и противоречія, придавшихъ всей системе характеръ полнаго личнаго произвола. Такъ, въ сборнике народныхъ сказокъ Рудченка 1869 г. была помещена сказка «Бедный волкъ», сказка совершенно народная и вполне безобидная. Въ 1885 г. она была перепечатана въ Харькове отдельной книжечкой, а въ 1889 г. она уже не допущена была цензоромъ въ кіевскомъ сборнике «Казкы та оповидання». Сказка «Яйце райце» издается въ 1869 г., переиздается въ 1876 г., запрещается въ 1888 г., снова разрешается въ 1891 г. — простая детская народная сказка. Какъ это ни курьезно, но фактъ налицо — сказки, записанные изъ устъ народа въ теченіе многихъ вековъ вращающіеся въ народе, неоднократно изданныя въ печати, вдругъ, по усмотренію цензуры, попадаютъ въ число плодовъ неблагонадежныхъ и запретныхъ.
Прилагаемые къ малорусскому языку фактическія ограниченія и запреты обнаруживаютъ часто поразительное непониманіе и произволъ. Напр. въ сборнике «Колоски» въ выраженіяхъ «наша Украина» зачеркнуто слово «наша», точно она страна иностранная. Иногда совершенно искусственно проводится различіе между въ сущности тождественными терминами малорусскій, южнорусскій и украинскій, съ отнесеніемъ слова украинскій къ неблагонадежнымъ и произвольной заменой его словами малорусскій, южнорусскій. Вычеркиваются иногда названія Запорожье, Сечь,точно въ исторіи никогда не было никакихъ запорожскихъ Сечей.
Единственная область украинской литературы, получившая некоторую возможность развитія — это драма. Императоръ Александръ III, ознакомившись лично съ малорусскимъ театромъ, отнесся къ нему сочувственно и покровительственно. Въ 1881 г. дано было разрешеніе на изданіе и постановку малорусскихъ пьес; въ короткое время число малорусскихъ трупъ увеличилось, и малорусскій театръ сталъ привлекать къ себе вниманіе не только въ Малороссіи, где онъ вполне понятенъ, но и въ Великороссіи, въ Сибири; но вопреки желанію Императора Александра III, цензура продолжала теснить малорусскую драму, преимущественно въ той форме, что разрешаемы были худшія произведенія и запрещаемы лучшія. Устранялись пьесы историческаго содержанія, пьесы на темы изъ жизни интеллигенціи и т.д. Произвольными мерами цензура стремилась ограничить горизонтъ литературы пределами хатъ и хутора, но даже въ этихъ узкихъ пределахъ допускалось лишь изображеніе семейной жизни, преимущественно ссоръ и пьянства. Въ однихъ случаяхъ задерживая, въ другихъ совсемъ не разрешая лучшихъ пьесъ Карпенка-Караго, Конискаго и Кропивницкаго, издавая разрешеніе преимущественно пьесамъ нелепымъ и грубымъ, цензура понижала присущее малороссійской драме высокое нравственное воспитательное значеніе.
Въ приложеніи къ малорусскому слову цензурныя запрещенія такъ часты, по причинамъ совершенно личныхъ усмотреній, что самый фактъ цензурнаго разрешенія малорусскихъ книгъ давно уже получилъ характеръ простой случайности. Въ теченіе одного лишь 1904 г. запрещены цензурой такія скромныя изданія, какъ сборникъ басенъ для детей, сборникъ рассказов галицкаго писателя Стефаныка, незадолго передъ темъ вышедшій въ Львове в переводе Мочульскаго на польскій языкъ, повесть Франко «Досвита». Въ 1903 г. цензура не пропустила статью Гринченка «Великій войовныкъ» (об Александре Македонском), статьи Катренка «Дытынячи згадки про всячину», статью Комарова «Добра праця», заключавшую въ себе жизнеописаніе первоучителей славянскихъ свв. Кирилла и Мефодія, брошюру Черняховскаго объ оспопрививаніи, учебникъ Ефремова «Оселя, чытанка для дітей наймолодшого віку», сборникъ Галайды «Святи письни». Книжка Маріупольця о физіологіи человека «Якъ жыве тило людске» четыре раза отвергнута цензурою. Такія скромныя популярныя рукописи, какъ «Наставленіе матерямъ» Мировця, «Про комахъ» Степовыка, «Про горы» Загирной, «Порадникъ жинкамъ» Авраменка, «Про вулканы» Бондаренка были не пропущены изъ за одного лишь языка. Малороссы лишены такимъ образомъ права знать, какъ нужно обращаться съ беременными женщинами, новорожденными детьми, кто такіе были св. Кириллъ и Мефодій, какъ нужно предохранять себя отъ оспы…
Предложеніе сведеній, въ роде техъ, котрыя находятся въ недопущенныхъ цензурою брошюрахъ, представляется желательнымъ, более того — необходимымъ уже въ силу запросовъ, идущихъ непосредственно отъ читателей изъ народной среды, какъ это ясно видно изъ техъ многочисленныхъ пожеланій, съ которыми обращаются къ издающемуся въ Полтаве сельско-хозяйственному журналу «Хуторянинъ» его подписчики и корреспонденты изъ крестьянъ. Такъ, одинъ из этихъ читателей заявляетъ, что было-бы весьма интересно, если-бы хотя часть того матеріала, который дается журналомъ, была излагаема на языке вполне доступномъ местному населенію. Насколько языкъ, понятный народу, играетъ важную роль въ деле популяризаціи сведеній по различнымъ отраслямъ сельскаго хозяйства, видно, между прочимъ, изъ того успеха, который выпалъ на долю брошюръ г. Чекаленка, получившихъ одобреніе отъ ученаго комитета министерства земледелія и государственныхъ имуществъ. Брошюры эти были разосланы пригазете «Хуторянинъ» и вызвали целый рядъ самыхъ благопріятныхъ отзывовъ со стороны опрошенныхъ редакціей 103 корреспондентовъ. Благодаря книгамъ г. Чекаленка, стало применяться крестьянами травосеяніе, о которомъ ранее и помину не было; возникъ интересъ къ породамъ скота, заговорили объ уходе за скотомъ и даже начали заниматься разведеніем винограда. Изъ этого частнаго примера вытекаетъ, что однимъ изъ могучих орудій въ деле поднятія экономическаго благосостоянія крестьянства может служить популяризація необходимыхъ сельскохозяйственныхъ знаній на понятномъ и доступном населенію языке.
Книжной терминологіи для этого недостаточно. Напримеръ, подъ словомъ «лугъ» въ Малоросіи разумеютъ лишь низменный, заливной сенокосъ, подъ словомъ «пашня» понимается малороссіяниномъ не пахатное поле или нива, а хлебъ на корню или въ зерне. «Пластъ» — полоса земли, отрезываемая плугомъ при паханіи, по малорусски «скиба», «паръ» — толока, хоботье — «полова», гумно — «тікъ» и т.д. и это не только по отношенію къ земледелію, но и по отношенію къ скотоводству, сельско-хозяйственной утвари, постройкамъ, терминологіи явленій природы и проч. Значеніе языка, какъ средства проведенія въ народныя массы необходимыхъ знаній, играетъ въ особенности важную роль въ томъ случае, когда приходится говорить о технике производства уже установившагося и знакомаго населенію.
Въ то время, когда Россія вступила въ тесное общеніе со всемъ миромъ, когда въ экономической борьбе всякое государство напрягаетъ все свои силы, чтобы лучше вооружить общество пріобретеніями цивилизаціи, едва-ли удобно ставить препятствія для распространенія научныхъ знаній среди многомилліоннаго народа, застывшаго въ давно обветшалыхъ хозяйственныхъ формахъ. Не удивительно, что при такихъ условіяхъ безпристрастные наблюдатели констатируютъ фактъ слабаго культурнаго роста малоросса сравнительно съ другими народностями, живущими въ Россіи.
Современныя условія какъ внешнія, такъ и внутреннія, ставятъ наше земледельческое населеніе въ исключительно невыгодное положеніе. Давняя, сильно обострившаяся въ последнее время конкуренція хлебопроизводящихъ странъ на всемирномъ рынке, невыгодные торговые договоры, а въ особенности последній договоръ съ Германіею, крестьянское малоземелье и малая производительность — все вместе доводитъ трудъ земледельца-малоросса до крайняго обезцененія и истощенія. А между темъ на плечахъ земледельца лежитъ главная тяжесть государственнага бюджета; онъ же питаетъ нашу внутреннюю обрабатывающую промышленность, вывозитъ часть зерновыхъ продуктовъ, нужныхъ для его пропитанія, заграницу для уплаты по государственнымъ займамъ и для поддержанія торговаго баланса, даетъ жизнь и движеніе всему нашему экономическому механизму. Велика его задача и въ то же время тяжелы условія его жизни; необходима серьезная помощь въ его хозяйственной деятельности, а прежде всего нужно ему просвещеніе. Малороссійское племя занимаетъ более одной трети той обширной области, которая составляетъ земледельческій районъ Россіи. Велико поэтому участіе малороссійскаго хлебороба въ экономическихъ судьбахъ нашего отечества, велика нужда его въ просвещеніи и нужно, чтобы оно явилось къ нему въ наиболее естественной и доступной его пониманію форме. Такой естественной формой является его родной языкъ.
Не подлежитъ сомненію, что отъ совершенного отсутствія представленія о строеніи человека и о вліяніи на него различныхъ болезнетворныхъ причинъ зависитъ огромная заболеваемость, смертность и вырожденіе, замечаемыя въ малорусской крестьянской среде. Пьянство, въ особенности сифилисъ являются бичами, грозящими постепенно извратить некогда здоровую и сильную рассу. Въ данномъ случае одной врачебной помощи недостаточно; необходимо дать темной массе хотя небольшія знанія по анатоміи, физіологіи, патологіи и гигіене въ краткихъ, но ясныхъ и непременно научныхъ чертахъ съ надлежащими, где только возможно, иллюстраціями. Но последнее достижимо только въ томъ случае, если эти необходимыя знанія будутъ предложены народу на языке ему понятномъ, т.е. малорусском.
Признавая вследъ за Комитетомъ Министровъ, что русскій языкъ, какъ государственный, долженъ господствовать во всей Россіи, Комисія не можетъ умолчать о чрезвычайной важности допущенія въ низшихъ школахъ местныхъ языковъ и наречій какъ педагогическаго пособія. Нельзя ставить детей малороссовъ в исключительно неблагопріятное положеніе по сравненію с детьми великороссами, при одинаковыхъ отъ нихъ требованіяхъ первоначальной школы. Если, какъ это все хорошо известно, на суде взрослые крестьяне малороссы часто очень плохо или превратно понимаютъ речи председателя, прокурора и защитника, то что же сказать о восьмилетнихъ детях, вступающихъ въ чужую и мало для нихъ понятную школьную обстановку. Если взять, напримеръ, самую распространенную учебную школьную книгу, применяемую въ Малороссіи такъ же обязательно, какъ ивъ Великороссіи — «Наше родное» Баранова, именно первый годъ обученія въ сельскихъ народныхъ школахъ съ трехлетнимъ курсомъ, то уже тутъ найдемъ рядъ преткновеній для малорусскихъ детей, неизвестныхъ великоруссамъ, найдемъ множество словъ, или совсемъ не употребляемыхъ въ Малороссіи, или здесь известныхъ съ другимъ совсемъ значеніемъ. Такъ, слова луна, недиля, у малоруссовъ имеютъ особое значеніе, луна — эхо, недиля — воскресенье. Такія стихотворенія, какъ пушкинское
На дровняхъ обновляетъ путь.
Его лошадка, снегъ почуя,
Плетется рысью, какъ нибудь.
Бразды пушистые взрывая,
Летитъ кибитка удалая,
Ямщикъ сидитъ на облучке,
Въ тулупе, красномъ кушаке,
такія стихотворенія украинскому ребенку совсемъ непонятны и требуютъ почти полнаго перевода. Более половины словъ приведеннаго стихотворенія малороссамъ совсемъ неизвестны; дровни, бразды, пушистый, плетется, кибитка, облучекъ, тулупъ, кушакъ — все это для него странно и непонятно, такъ какъ онъ знаетъ кожухъ, а не тулупъ, передокъ, а не облучекъ, поясъ, а не кушакъ и т.д. Въ учебнике, напримеръ, часто упоминается деревня, а въ Малороссіи знаютъ только село, слободу, а подъ «деревней» разумеютъ складъ лесныхъ матеріаловъ, упоминаются часто туча, волна, тень, цветокъ, мельница, молнія, изба, рожь, лесная опушка, тропинка, срокъ, плоды, и все это для украинскихъ детей совершенно темно, такъ какъ все эти предметы носятъ у нихъ другія названія: хмара, хвыля, холодокъ, квитка, витрякъ, блискавка, хата, жито, взлисье, стежка, часъ, овочи и т.д. Въ итоге въ детской голове накопляется множество невыясненныхъ и перепутанныхъ словъ: пониманіе, а вместе съ темъ и обученіе встречается съ целымъ рядомъ затрудненій, и все служитъ одной изъ главныхъ причинъ малой успешности народной школы среди малорусскаго населенія. Въ Малороссіи школа изстари пользовалась любовью народа, а какъ она была высоко поставлена, красноречивымъ свидетельствомъ служитъ тотъ поразительный фактъ, что въ 1732 году нынешняя харьковская губернія имела уже такое число школъ, къ какому она впоследствіи еле могла подняться черезъ сто пятьдесятъ летъ въ 1882 году, причемъ школы эти были созданы самимъ народомъ и содержимы на его собственные средства. Гибель народной школы въ XVIII и начале XIX в.обусловлена была съ одной стороны крайней регламентаціей, а съ другой полнымъ устраненіемъ изъ преподаванія родного языка.
Больнее и обиднее всего для малороссовъ запрещеніе перевода Евангелія. Малоруссы, добровольно объединившіе все свои интересы с великорусскимъ народомъ, не имеютъ права слушать и читать Евангеліе на родномъ языке, въ своей стране, где пользуются такимъ естественнымъ правомъ все инородцы и иноверцы, въ своемъ государстве, где въ силу 45 ст. основн. зак. разрешается всеми народами, славить Бога всемогущаго «разными языки». Если даже допустить, что великорусскій языкъ малороссамъ такъ понятен, какъ украинскій, чего, однако, нетъ, и въ такомъ случае въ приложеніи къ Евангелію немыслимо и недопустимо какое-либо запрещеніе; что же сказать, при значительномъ различіи языковъ, при существованіи превосходнаго перевода Морачевскаго, одобреннаго Академіей наукъ, и перевода Кулиша и Пулюя, обращающагося среди малорусскаго населенія заграницей? Это одинъ изъ техъ фактовъ насилія надъ мыслью, словомъ и совестью, который прежде всего не находитъ себе никакихъ основаній въ коренныхъ принципахъ православія. Православная церковъ никогда не возражала противъ перевода Евангелія, вообще книгъ св. писанія на какой либо изъ языковъ, доказательствомъ чему, между прочимъ, можетъ служить отправленіе благослуженія преосв. Николаемъ въ Японіи на японскомъ языке и переводъ на немецкій языкъ литургіи протоіереемъ Мальцевымъ для жителей слободы Александровки въ окрестностяхъ Берлина. 23 года тому назадъ проф. Пулюй хлопоталъ о допущеніи его перевода Евангелія и получилъ отказ. Въ 1904 г. онъ обратился въ Академію наукъ съ просьбою настоять на разрешеніи. «Въ Россіи, говоритъ г. Пулюй, слово Божіе проповедуется на сорока языкахъ, и даже монголы и татары имеютъ Евангеліе на родныхъ языкахъ, и только единоверному украинскому народу оно запрещено. Согласно закону 1876 г. въ Россіи каждый, имеющій въ своемъ доме Евангеліе на малорусскомъ языке, является преступникомъ. Малорусскаго Евангелія не могутъ читать раненные солдаты, пролившіе свою кровь за Россію, и они лишены последней, быть можетъ, въ ихъ жизни отрады услышать слово Божіе на понятномъ и родномъ языке. Это обида целой Россіи, такъ какъ доля Украины составляетъ не малую часть доли всей Россіи».
На основаніи всего вышеизложеннаго, Советъ полагаетъ, что въ равной степени какъ для Малороссіи, такъ и для всей Россіи, для развитія и подъема культуры населенія въ отношеніяхъ экономическомъ, умственномъ и нравственномъ, ради здравой государственной и общественной логики, наконецъ, ради простого чувства справедливости необходимо:
- Применять къ малорусской литературе тотъ порядокъ, который будетъ применяться после ожидаемой цензурной реформы къ произведеніямъ русской литературы, не выделяя никоимъ образомъ малорусскаго населенія, составляющаго часть оснавнаго русскаго ядра, въ разрядъ инородческій.
- Предоставить полную свободу въ деле перевода на малорусскій языкъ священнаго писанія, книгъ религіозно-нравственнаго содержанія, вместе съ темъ для церковной проповеди какъ въ печати, такъ и въ живомъ слове.
- Признать полную законность народныхъ чтеній и беседъ на малорусскомъ языке по беллетристике и по всемъ отраслямъ научно-популярныхъ знаній, а равнымъ образомъ допускать въ школьныя библіотеки и народныя читальни книги на малорусскомъ языке наравне съ русскими.
- Уравнять всецело малорусскую драматическую литературу и украинскую сцену съ общерусской.
- Допустить украинскую періодическую печать на одинаковыхъ правахъ съ общерусской.
- Допускать въ Россію галицко-русскія періодическія изданія и книги къ обращенію наравне со всеми другими на общихъ основаніяхъ.
- Не касаясь вопроса о языке преподаванія въ первоначальной школе въ малороссійскихъ губерніяхъ, такъ какъ этотъ вопросъ совершенно изъятъ изъ обсужденія, Советъ во всякомъ случае находитъ необходимымъ, чтобы въ начальныхъ школахъ въ местностяхъ съ малороссійскимъ населеніемъ было введено обученіе малороссійскому чтенію и письму и чтобы представлено было право помещать въ русскихъ учебникахъ переводы и объясненія малопонятныхъ для детей малороссовъ русскихъ словъ и выраженій, равно какъ издавать на малорусскомъ языке литературныя хрестоматіи и другіе педагогическія пособія.
Набраний текст узяв тут; сканований оригінал лежить тут.
І що ще хочеться додати.
Схоже, тоді у Комітеті Міністрів сиділи не зовсім дурні люди. Принаймні, у 1905–1907 рр. у Москві, у Синодальній типографії було видано Євангеліє у перекладі Пилипа Морачевського (отже, заспокойтеся, вірні «РПЦ на території України», — ви маєте цілком канонічний переклад, і досить давно).
Хоча, можливо, і революція 1905-го року налякала Росію.
Але немає підстав говорити, що політика Імперії суттєво змінилася. Аж до цього часу — все те саме.
Дякую. На власні очі бачив ноти якогось із солоспівів Лисенка за Шевченком, де під вокальною партією не було словесного тексту. Отак собі ноти без слів. Он як «нє запрєщялі»;) А коли «Дощика» виконували французькою на тим же Лисенком організованому концерті, то це теж не через «запрєты»… І дійсно, читаючи це, виникає якесь відчуття, що воно мені знайоме з нинішньої ситуації, хоч ніби цензури й нема… Ніби. Але нині час таки инший, на що й вся надія:)
При цьому чорним же ж по білому написано, що Комітет Міністрів шукав шляхи виконання «височайшего указа» про послаблення заборон — а заборон не було!
Отака шиза в головах буває.
Про вокальні тексти (серед іншого) прописано саме в Емському указі. Тобто, ніяких народних (чи дитячих тощо) пісень не могло бути з українським текстом.